Читать интересную книгу Берлинская флейта [Рассказы; повести] - Анатолий Гаврилов

Чистка уборной. Дядя черпает и наливает, я ношу и разливаю по огороду, тетя перекапывает. Дядя подсовывает мне под нос вонючий черпак. Такую же операцию он проделывает и с тетей. Это он шутит.

Т. вызывает волнение души.

Хор. Подготовка к смотру художественной самодеятельности гороно. «Марш коммунистических бригад». Запевает одноногий Н., мы дружно подхватываем, дирижирует запойный М. В.

А то вдруг как побежишь по длинному узкому переходу между учебным и спальным корпусами, так аж волосы дыбом.

Я изо всех сил добиваюсь похвалы.

Ради этого я готов на все.

Я страшусь услышать в свой адрес что-нибудь критическое.

Я лавирую, изворачиваюсь.

Всегда настороже.

Пресмыкаюсь.

Еще будут стоять теплые дни, а потом дожди и ветры обнажат кусты и деревья.

Когда по радио начинается трансляция симфонической музыки, дядя либо выдергивает вилку из розетки, либо дает газовый залп.

Он называет их смычкодерами.

Осенний ветер печально шелестит обезглавленными подсолнухами за оврагом.

Тяжелая птица взмывает из мокрой посадки и тут же садится на мокрое поле.

Ей захотелось на чердак. Мы поднялись. Под ногами трещал мелкий шлак, темнели пятна прошлогодних экскрементов. Она подошла к слуховому окошку. Прощальные лучи солнца золотили ее прическу. Моя рука потянулась к ней, но так и повисла в воздухе.

Она живет в центре города. Из окна ее коммунальной квартиры видна городская тюрьма.

Тая, Тая,Таю я,Таю я и умираю.

Ветреный день. По улице движется бричка. В бричке сидит цыган. Он продает известь. Известь прикрыта брезентом. Ветер выдувает известь из-под брезента и несет по улице.

Жар, озноб, кашель.

Дядя роет новый погреб.

Лопата не идет в твердую глину.

Пила вязнет в твердом бревне, вибрирует, швыряет в сторону.

Окружен и сейчас буду убит палками и арматурой, но вдруг является Спаситель в лице водителя самосвала. Он открывает кабину, машет рукой и увозит от смерти.

Уж вянут розы,

Предвидя скорые морозы.

Перед выходом на улицу придаешь своему лицу свирепое выражение, выходишь за калитку и тут же получаешь ногой в ж…

Стоит ли жить дальше?

У-у-у…

Да, у меня нет никаких шансов на ответные чувства со стороны Т.

У-у-у…

Температура, тошнота, кашель, озноб, жар.

Холодный ветер давит к земле.

У-у-у…

Поселок подметен, подбелен, покрашен. Над домом Убейконя висит флаг. Опавшие листья на черных глыбах вскопанного огорода. Опавшие листья в бочке с темной водой. Двор подметен. Дядя, тетя и кабан еще спят. Сегодня будут гости. Закуски, самогонка и радиола «Урал» ждут гостей. Сегодня в городе будет много нарядных людей. Сегодня в городе будет много красивых женщин. Сегодня будет много музыки. Сегодня будет много выпито и съедено. Сегодня кто-нибудь будет убит. Сегодня одноклассники соберутся у Т. Они будут пить вино и танцевать, но меня среди них не будет.

Температура, тошнота, кашель, озноб, жар.

У-у-у…

Падает снег

Боец скота Павел Пошпадуров продал за проходной кусок мяса, выпил стакан водки и пошел в ресторан «Спартак».

— Места есть? — спросил он у швейцара.

— Когда местов нет, мы никого не пускаем, — ответил швейцар.

— А ты слышал «Падает снег»? — спросил Павел и поднялся на второй этаж.

В холле, под пыльным фикусом, сидел милиционер и спичкой чистил ногти.

— Места есть? — спросил Павел.

— Сие мне не известно, — ответил милиционер.

— А ты слышал «Падает снег»? — спросил Павел и вошел в зал.

Там под резкие вспышки света и грохот музыки в конвульсиях тяжелого рока дергались люди.

— А вы слышали «Падает снег»?! — крикнул Павел, но никто ничего не слышал.

Он проник на кухню, но и там никто ничего не слышал. Вышел, брел куда-то по черной, промерзшей, продутой коксохимическим дымом улице и выкрикивал:

— Падает снег! Ты не придешь сегодня вечером! Падает снег! Я умираю!

И в вытрезвителе он приставал ко всем со своим падающим снегом, пока ему не дали по ребрам, и тогда он успокоился, затих.

Он тихо лежал на койке и вспоминал картины жизни двадцатилетней давности: заснеженные армейские леса. Новый год, бутылка вина на десятерых в отхожем месте. «Голубой огонек» по телевизору, югославская певица Радмила Караклаич, ее песня «Падает снег», ее черное, в блестках, платье, ее пышные белые волосы, голос, глаза.

Он вспомнил все это и тихо заплакал в казенную подушку.

Объяснительная

Начальнику штамповочного цеха

тов. Мурову Григорию Касьяновичу

от слесаря-инструментальщика

5-го разряда, табельный номер 325,

Декалюка Трофима Павловича

В связи с Вашим, Григорий Касьянович, указанием дать объяснительную со стороны меня, Декалюка Трофима Павловича, даю настоящую по сути дела.

Я, Декалюк Трофим Павлович, 1937 г. 21 сентября, пос. Шлаковый, член ДНД и ДПД, нештатный Горрыбнадзора и такой же член общественного контроля общественного транспорта, а также член уличкома пос. Шлаковый, вчера, 9 июля сего года, днем, до выхода в ночную смену основной работы, жертвуя личным отдыхом, личным приусадебным участком и личной семьей в составе пяти человек, а также парализованной в апреле тещи, вышел по общественной линии, а именно: в 8.00 явился в Горрыбнадзор для исполнения своего общественного и гражданского долга.

Так как начальник Горрыбнадзора Пересыпин Василий Игнатович еще не вернулись из свадьбы в Киеве у племянника своего Гария, а заместитель его Шматок Виктор Трофимович уже отбыл на областную конференцию, то я совершенно добровольно поступил в распоряжение механика оперкатера Пилипенко Николая Ивановича и выполнял ряд его поручений, как то:

1. Помог натянуть шкив.

2. Сбегал за пирожками и квасом.

3. Проч.

В 11.00, не имея больше поручений, я отбыл из Горрыбнадзора в ГАИ, но по дороге заглянул в Горсанэпидстанцию, где меня хорошо знают, и там совершенно добровольно поступил в распоряжение ее начальника Манойло Артура Кузьмича, большого друга нашему Василию Игнатовичу, и дал свое согласие войти в состав группы эпидемиков для патрулирования пляжа моря в связи с нависанием над нашим районом опасности холеры, о чем вы, Георгий Касьянович, должно быть, уже слышали.

При разбивке берега моря городского пляжа на участки среди эпидемиков я добровольно взял на себя самый интенсивный участок от кафетерия «Прибой» до туалета и принялся патрулировать по горячему, Григорий Касьянович, песку и солнцу в верхней одежде, с повязкой и мегафоном.

В результате моих активных действий и невзирая на шум, недовольство и даже угрозы со стороны отдыхающей массы вхождение в холерную воду на моем участке было полностью приостановлено, за исключением одной нервной дамы, похоже столичной, к которой пришлось применить силу и сдать ее милиционеру Зубу Михаилу Никитовичу, моему хорошему знакомому и брату жены зубного техника Христодулова Ивана Христофоровича, дочь которого и взял к себе в жены племянник начальника Горрыбнадзора Василия Игнатовича Гарий из Киева.

В 14.00 по приказу Артура Кузьмича наше патрулирование было экстренно свернуто, я сдал повязку и мегафон и отбыл в ГАИ, где совершенно добровольно поступил в распоряжение старшего лейтенанта Мацюка Аркадия Даниловича, брата майора Мацюка Федора Даниловича, который выдал мне повязку и регулировочный жезл и назначил мне район Красного моста, где я и пронес дежурство до 15.30, выявив при этом одного кразиста без правого поворота, одного мазиста без стоп-сигнала, одного мотоциклиста без шлема и номера и одного мопедиста, не вписавшегося в поворот и оказавшегося с запахом.

В 16.30 я был экстренно снят с поста в связи с проездом через Красный мост министра черной металлургии и отбыл домой, куда и прибыл в 17.30, попутно прогнав от магазина старуху Яцучку, продававшую жареные семечки.

Прибыв домой, я принял прохладный душ, пообедал, проработал корреспонденцию и как член уличкома открыл прием граждан, среди которых были:

1. Козенюк по вопросу угля.

2. Волощучка по вопросу зятя.

Ровно в 19.00, закончив прием, я дал ряд домашних указаний и отбыл на отдых, из которого, несмотря на стоны тещи, крики жены и невестки, а также мух, вышел вполне отдохнувшим, что и позволило мне, Григорий Касьянович, при своем следовании на работу подвергнуть пассажиров десятого автобусного маршрута проверке билетов, выявив при этом двух безбилетниц, одна из которых добровольно уплатила штраф, а другую, злобно сопротивлявшуюся, пришлось доставить в четвертое отделение и сдать ее капитану Шапке Петру Герасимовичу, брату начальника вытрезвителя Шапки Семена Герасимовича, сын которого Павлик Шапка учился в одной школе с моим Митькой.